Сергей Лукьяненко - Дозоры. От Ночного до Шестого (сборник)
– Понимаю, – сказал я. – Вы же украинка, верно? Да, у вас там нынче…
– Я малоросска, – сказала ведьма. – Хохлушка. Украинкой меня не зови – обидишь.
Я кивнул:
– Понимаю.
– Что там нынче творится – дрянь, да в девятнадцатом при Симон Васильиче и не такое бывало, – сказала Хохленко. – А что, где-то лучше? Русская дурь да пьянство? Американское чванство и лицемерие? Европейское фарисейство? Азиатская жестокость?
– Это все люди, – сказал я.
– А мы лучше? – спросила ведьма. – Что наши, что ваши… Может, и пускай оно, а?
Я перевел взгляд на полуоткрытую дверь спальни, где лежали в своих кроватках дети. Свешивались из-под одеял ручки-ножки, валялись на полу носки и сандалеты.
– Они тоже виноваты? – спросил я. – Им тоже умирать?
– Всем когда-то умирать, – ответила ведьма. – Они, может, и не виноваты, но это пока… Все рано или поздно будет… Сто лет назад я бы парочку из них точно в поросят превратила, от греха подальше.
Я позволил себе улыбнуться.
– Неужто можете, Юлия Тарасовна?
– Как знать? – Она погладила кота. – Нет у меня для тебя хорошего ответа, Светлый.
– Юлия Тарасовна, Гесер же спросит в Инквизиции, – бросил я наугад.
– Пусть хоть заспрашивается, – фыркнула ведьма. – То дело наше, бабье. Ничего Инквизиция о том не знает.
– Я все равно узнаю, – сказал я. – Так или иначе.
– Тьфу! – Старушка взмахнула рукой. – Да что ж ты дурак такой, а? Ты и так знаешь. Бабушка Бабушек – знакомая твоя!
– Как? – растерянно сказал я. – Но как… она же цвет сменила!
– Ведьма не обязана Темной быть, – отрезала Хохленко. – Сменила и сменила, ее дело, лишь бы законов не нарушала.
– Но она…
– Знаю. Ты ее в Саркофаг Времен посадил. До конца вселенной.
– Ее все равно что нет, – сказал я. – Можно сказать, что умерла!
– Можно, да нельзя. Она не умерла. Она в тюрьме сидит. А что тюрьма вечная и магическая – то ничего не меняет. Собирались мы, Бабушки, на Конклав. Обсуждали. Нельзя, никак нельзя другую Бабушку Бабушек избрать, пока Арина жива.
– Она вечно будет жить.
– Значит, и будет вечной главой Конклава.
– Глупо! – воскликнул я. – Глупо это, глупо! Надо менять правила в такой ситуации! Если с нами не будет главы Конклава – мы не сможем ничего сделать!
Некоторое время Хохленко строго смотрела на меня. Потом сказала:
– Иди домой, Светлый. Ищи, что ищешь – не думаю я, что все твои дела в старую ведьму уперлись. Сегодня ночью мы, Бабушки, на свои разговоры соберемся.
– И выберете новую? – спросил я с надеждой.
Хохленко пожала плечами.
– У вас есть шанс? – зачем-то спросил я.
– Тебе-то что? – удивилась ведьма. В глазах ее мелькнула застарелая обида. – Нет. У нас не принято дважды подряд из одной местности брать. Протекционизм, знаешь ли, и у ведьм существует, никому это не нравится. Иди, Антон. Я позвоню тебе завтра утром.
– Мой номер…
– Знаю я твой номер. – Она вздохнула. – Иди уж. Ты тут все-таки натоптал, а мне еще пол мыть. Нянечек не хватает, уборщиц не хватает, зарплата в садике маленькая. Ты же за швабру не возьмешься? Тебе мир надо спасать. Вот и иди, спасай.
На полдороге к офису я остановил машину, запарковавшись под знаком «Остановка запрещена». Смысла в знаке не было совершенно, я здесь никому не мешал. Включив «аварийку» и порывшись в бардачке, я нашел пачку сигарет, закурил. Сделал погромче радио.
Арина…
Насколько все было бы проще, будь она на моей стороне. Старая ведьма много чего знала, много чего умела и отличалась железной устремленностью к цели. Но я посадил ее в Саркофаг Времен. В тот момент это казалось единственным разумным выходом. Красивым таким… С самопожертвованием…
Вот только меня вытащил Тигр. Испугался, что Надя сорвется и ринется с ним в обоюдоубийственный бой. Арина осталась в Саркофаге.
А действительно ли мне было бы с ней проще? С чего я взял, что она не нашла бы в гибели всего живого позитивный смысл, как ее коллега и, похоже, в свое время соперница Юлия Тарасовна?
Ведьмы – их не поймешь. Что Темные они, что Светлые. Все равно думают иначе. Женщины…
Я вдруг понял, как хочу увидеть Светлану и Надю. Коснуться их. Или хотя бы позвонить и поговорить минутку. Мобильные у них выключены и батареи вынуты, все в лучших традициях конспирологии. Но я знаю номер обычного городского телефона. И у меня есть никому не известная сим-карта для телефона, купленная у московской мечети у торговца-таджика (ничего особо криминального, просто сим-карта удобная для звонков в Среднюю Азию и без предъявления любых документов).
Нет, глупо. Если меня всерьез пасут – то звонок отследят. А я не хочу никому давать такую возможность. В конце концов, если прижмет, то Светлана сама позвонит мне на мобильный.
С ведьмами пока непонятно. Вся надежда на то, что сегодня они соберутся на свой шабаш и выберут новую Бабушку Бабушек. Надо ждать. И надо доложить.
Я достал телефон – и тот зазвонил в моих руках. Появилась фотография шефа (не спрашивайте, как мне удалось его сфотографировать, Гесер терпеть не может фото– и видеосъемок), заиграла бравурная музыка:
– Та та-та та та-та-та-та, та-та та-та,Та-та та-та, та-та та-та та-та та та.
Все Высшие по-своему позеры. Бабушка российских ведьм работает в детском саду и моет грязные горшки. Главный Светлый Москвы не любит, когда ему звонят, и предпочитает позвонить сам за секунду до твоего решения.
– Слушаю, Гесер.
– Как твой разговор с Бабушкой? – спросил шеф.
– Хм… – Я задумался на миг, пытается ли шеф говорить иносказательно, или сам не заметил туманность сказанного. – Бабушка говорит, что Бабушка ее, Арина, жива, и никто не заменит живую Бабушку. Но сегодня Бабушка собралась вечерять с подружками, и они хорошенько поговорят об этом.
– Значит, Арина, – сказал Гесер. – Я практически не сомневался. Ясно.
– Вас плохо слышно, шеф, – покривил я душой против истины. – Вы далеко?
– В Праге, я же говорил.
Значит, Гесер отправился в Инквизицию через портал. На такое расстояние и так быстро – портал у него был приготовлен заранее. Хотя чему я удивляюсь? Обратное было бы странно.
– Как котик? – спросил я.
– Котик? Котик Бабушки? – Мне вдруг удалось озадачить Гесера. – Ты об этом толстобрюхом Германе?
– Нет, я про другого котика, – осторожно сказал я. – Ну, у которого врожденные стоматологические проблемы.
Мне послышалось какое-то ворчание и бурчание на заднем фоне. Гесер что-то коротко сказал на незнакомом мне языке. Потом сообщил:
– Хена просил передать, что парочка больших клыков – это вовсе не проблема. Наоборот. И если ты сомневаешься, он любезно приглашает тебя на охоту.
– Приношу уважаемому Хене свои извинения, – сказал я. Посмотрел в зеркало и показал сам себе язык.
Блин, ну кто же знал, что Хена там рядом!
– И не сообщил ли почтеннейший Хена, не является ли он бесспорным лидером среди… э… своей… своих…
– Любезнейший Хена сказал, что он старейший из своей породы, – сказал Гесер. – Еще он сказал, что у них нет, не было и никогда не будет общего лидера, ибо это противоречит самой их сути. Он сообщил это твердо и ясно, на языке охотников на мамонтов, в котором просто не существовало понятия лжи.
– Понятно, – разочарованно сказал я.
– Так что Принимающие Облик – это не оборотни. Думай, Антон.
Шеф прервал связь.
Я несколько секунд сидел, тупо глядя перед собой. Не оборотни. Вот так облом. Ведьмы – да, вампиры – да. А оборотни не вошли, какая жалость. Никто не любит бедных оборотней. Даже девочки-старшеклассницы выбирают гламурных вампиров.
В стекло с моей стороны деликатно постучали. Я повернулся. Немолодой грузный инспектор ДПС сладко улыбнулся мне и сделал рукой жест, приглашая опустить стекло.
Я торопливо нажал кнопку, стекло поползло вниз. С моих пальцев сорвался столбик пепла, прямо мне на штаны – закуренная пять минут назад сигарета истлела в пальцах.
– Блин… – сказал я и рефлекторным движением выкинул окурок под ноги инспектору.
– Мужик, ну ты совсем охамел! – воскликнул инспектор с восхищением. – Нет, ну просто совсем! Встал под знаком «Стоянка запрещена». Хорошо, с аварийкой… Вижу, ты по телефону говоришь… Что же, я не зверь, всякое бывает! Я не зверь?
– Не зверь, – растерянно согласился я.
– Останавливаюсь позади, – продолжал инспектор.
Я глянул в зеркало – и впрямь машина ДПС с включенным проблесковым маячком стояла сзади. Видимо, давно стояла.
– Стою жду, – продолжал инспектор. – Думаю, сейчас совесть у человека проснется! Нет, не просыпается. Еще и язык мне в зеркало показал. Слушайте, вы же взрослый и разумный человек. У вас совесть есть?